Песок, температура и прозрачность - как создается стекло
Тот день был очень жарким. Душным. Плотным. И прозрачным. Мы сидели в кафе с кондиционером и окном на всю стену. Владимир Александрович рассматривал стакан профессиональным взглядом, а я думала о самой высокой температуре, которую способен выдержать человек.
- Какая температура была в печи, когда вы делали ремонт? – спрашиваю я о том, что интересовало меня с детства. – Никто точно не знает, - говорит Владимир, - но тонкая ткань превращалась в пепел за несколько секунд. – Как же вы выдерживали? – не могу поверить я. – Мы заходили в печь на 1-2 минуты, делали, что могли и выходили. За нами шла следующая пара и так по цепочке, – просто отвечает Владимир, не видя в этом никакого подвига.
Это можно назвать адом на земле, но стекольщики называют это просто – работой.
Сутки по цепочке. 1540° в печи. Кипящее стекло. Это можно назвать адом на земле, но стекольщики называют это просто – работой.
- Такая температура ведь не везде, - успокаивает меня Владимир, - ремонты в печи случались по несколько раз в год, остальное время мы прохлаждались, температура в цехах всего лишь на чуть-чуть выше сегодняшней, - улыбается он и смотрит в окно. – А ты знаешь, что такие окна раньше делались из халявы? – спрашивает он и начинает рассказывать. Про стеклянный цилиндр, из которого выдували подобные изделия, о елочных игрушках, которые очень любят стеклодувы, о муранском стекле, которое так красиво переливается на солнце, и о стеклодроте, который тянется бесконечной линией.
Я слушаю его и мне начинает казаться, что весь окружающий мир, на самом деле, - сделан из стекла. Владимиру Александровичу 69, и он до сих пор запускает новые стекловарные печи. – Мастеров стеклодувов когда-то не выпускали из Италии, чтобы они не раскрывали секреты мастерства, - говорит Владимир, - но теперь все несколько иначе. Хотя заменить человека при изготовлении тех же елочных игрушек все равно не удалось.
Стеклодув и выдувальщик – разница, оказывается в размере изделия. Медицинское стекло и пищевое – разница в составе. Кремний, натрий, кальций, сода. Мел. Песок. Мне показалось, что я разговариваю с химиком, но нет, Владимир – стекловар.
– Если стекло идет с браком, это видно уже в печи, - говорит он. И не ждет результатов анализа песка, который все равно покажет, что всю партию нужно отправить в стеклобой. – Этому учат? – спрашиваю я, вспоминая о том месте на заводе, где огромными насыпями лежал мелко битый брак. – Нет, этому не учат. Все на практике, – отвечает Владимир и вспоминает.
Он не захотел уйти на пенсию и забыть обо всем. Потому что специалистов его уровня очень мало.
Он не захотел когда-то идти вверх по карьерной лестнице. Потому, что любую работу нужно делать хорошо. Он не захотел искать более прохладных мест назначения. Потому, что различал хорошее стекло и плохое прямо на старте, не дожидаясь бесконечной линии остывания. Он никогда не пропускал ремонты, когда в печи нужно буквально плавиться. Потому, что знал, что и в какой последовательности делать. Он не захотел уйти на пенсию и забыть обо всем. Потому, что специалистов его уровня очень мало. А муранское стекло потому и стало известным на весь мир, что знания о нем передавали от отца к сыну, из поколения в поколение.
Старший сын Владимира тоже стекольщик. И это совсем другая история. Совсем другой автоматизированный мир. – Раньше стекловары следили за параметрами, а теперь больше следят за порядком, - говорит он, - наши 100 тонн продукции в сутки – это капля, по сравнению с современными мощностями. Но печи… печи те же, - улыбается он, - 1600°.
– А знаешь, что стекло растворяется в воде? – спрашивает Владимир, раскрывая секреты вековых практик. Я не знала. Как не знала того, что с течением времени ничего, на самом деле, не меняется. Прогресс, автоматизация и достижения – стеклянная капля, по сравнению с чистыми душами настоящих стекловаров. Тянульщиков. Технологов. Мастеров. Тех, кто умеет работать. Не боится работы. Не убегает от горячих часов. Не думает о легкости. Только о любви. И о том, что любую работу нужно делать хорошо. Полностью. От чистого сердца. Такого, как настоящее, высокопробное, прозрачное стекло, равным которому нет никакого другого материала.
Любую работу нужно делать хорошо. Полностью. От чистого сердца. Такого, как настоящее, высокопробное, прозрачное стекло.
Мне больше не было жарко. И не душно. День был по-прежнему плотным. И прозрачным. Я рассматривала стакан и думала о вечном. О том, что весь мир держится на таких светлых людях, как Владимир Александрович.
