А ты жертва?
Давай сейчас поиграем. А давай? Представь ситуацию: вечер, ты заходишь в подъезд, подходишь к лифту, вызываешь его. Ты одна, думаешь о чем-то своем, у тебя хорошее настроение. Допустим. Представила? А сейчас в этот же подъезд заходит незнакомый мужчина. Ты его никогда не видела, он чужой. Напомню, сейчас вечер. Мужчина останавливается возле тебя и своим видом показывает, что пространство лифта вы будете делить вместе. А сейчас я спрошу тебя: как ты поступишь? Первый вариант: ты насторожишься, даже не посмотришь на мужчину, но сразу же пойдешь к лестнице. То есть первый вариант предполагает, что ты будешь подниматься пешком. Забить на комфорт и лифт, главное – безопасность, подумаешь ты. Второй вариант: ты насторожишься, но все-таки зайдешь в лифт. Ты будешь чувствовать себя очень некомфортно с чужим мужчиной в замкнутом пространстве, но что делать? То есть второй вариант предполагает: ты едешь в лифте, но тебе некомфортно, ты боишься. И третий вариант: ты едешь в лифте, думаешь о своем, у тебя хорошее настроение. А что, был какой-то мужчина? Надо же, я даже не заметила. То есть третий вариант предполагает, что для тебя без разницы, кто с тобой рядом. В конце концов, это же человек, не дикий зверь, правда?
Какой вариант ты выберешь? Думай, не спеша, вдумчиво, от твоего ответа многое зависит. Окей, не буду дожидаться, что ты решила, а сразу выскажу то, что давно не дает мне покоя. Давай поговорим о виктимности. Ты заметила, с какой легкостью, мы надели на себя защитную маску вечной жертвы? Под «мы» сейчас я подразумеваю нас – женщин. Виктимность стала для нас неотъемлемым условием для комфортной жизни. Даже если ты сейчас мысленно поспоришь со мной, но, подумав, все же согласишься. Я в этом уверена. Мы постоянно играем на своей слабости. В конце концов, кто-то же придумал про нас, что мы слабый пол. А слабые априори очень легко становятся жертвами.
Наличие яиц говорит о том, что этот человек обязательно нападет
А для жертвы обязательно нужен кто? Правильно, бандит, виновник, агрессор… Понятно, что их место с такой же легкостью в нашем мировосприятии заняли мужчины. Потому что мужчина – это агрессор. В любом случае мужчина – это опасность. Хоть он в очках, на полусогнутых ногах, тщедушный такой и субтильный. Все равно наличие члена говорит о том, что от него нужно держаться подальше. Он обязательно нападет.
Именно поэтому мы не зайдем в лифт с мужчиной (он нападет, изнасилует, украдет кошелек), в вагоне метро следим, чтобы мужчина не стоял за нами (он будет тереться, дышать жарко в ухо – а это, считай, агрессия), не остаемся с шефом один на один (да-да, мы еще не забыли о харассменте). Мы, женщины, сторонимся мужчин по одной причине – из-за навязанной виктимности. Мы – жертвы, и точка! А теперь ответь себе честно: как давно ты была жертвой агрессии мужчин? Они, правда, на тебя нападали? Именно на тебя, истории подруги подруг сейчас не в счет. Шеф на самом деле давал тебе понять, что не против провести с тобой обеденный перерыв? Девочки, мы что, прям действительно все сплошь стали жертвами мужчин?
А тебе не кажется, что перманентное состояние виктимности может быть выгодно? Нам, женщинам, это может быть выгодно. Им можно прикрываться, потому что виновата не я, а обстоятельства, мужчина в лифте, коллега, шеф и так далее. Я провалила этот проект не потому, что недостаточно в него вложилась, а потому что мне не дали в него вложиться. Кто-то не дал. Причина не во мне. Именно об этом говорит стремление быть жертвой: виновата не я, пожалейте меня, защитите меня, дайте мне еще один шанс и заберите от меня всех, кто может помешать мне раскрыться. Всех от меня заберите! Именно об этом говорит стремление показать себя жертвой. Если ответить на вопросы честно, конечно.
Снимай доспехи, ты сильная. Ты такая же, как все
В своем желании защитить обиженных мы (сейчас я о человечестве в целом) можем доходить до абсурда. Будто, защищая, достигаем наивысшей точки, чтобы потом откатиться назад. Так будет и с виктимностью. Мы будто заигрались в толерантность и перестали называть вещи своими именами, чтобы, не дай боже, никого не обидеть. Скоро мы перестанем общаться, потому что непонятно, что человек может подумать, как он интерпретирует твой текст. «У тебя классная майка!» - скажешь ты приятельнице между прочим. «Фак! Она обращает внимание на мой майку, хотя я рассказываю ей о важных вещах!» - подумает она и, не ровен час, обидится. «Она обращает внимание на майку, хотя у меня новая стрижка», – об этом тоже может подумать. И опять же обидится. Мы обижаемся на все. Подсознательно. Иногда, даже не замечая этого. Будто нам всем внушили, что нас непременно обидят, мы готовы к этому, мы выходим в этот мир настороже. Отсюда и желание тут же облачиться в доспехи виктимности. Я – жертва, будьте со мной помягче.
В одной подростковой книге, которая в прошлом года стала бестселлером в категории young adults, я прочитала занятную вещь. Подростки поступают в колледж, одна девушка не поступила. «Я даже не удивилась, что Эбби поступила, а я нет, - сказала она подругам. – Просто она черная, а я – нет. Поэтому у нее шансов поступить было больше, чем у меня. Ясно теперь?». Мне теперь стало ясно. Мы заигрались, обвиняя друг друга в расизме. Он, расизм, незаметно перепрыгнул на другую сторону и стал нападать на тех, кто его изобрел. Так же дело обстоит с культом личности. Мы сначала придумаем себе героя, сотворим легенду, чтобы потом разбежаться и со всей мочи столкнуть его со скалы. «Никакой ты не герой! – будем орать мы. – Ты педофил, распутник и коррупционер! А еще ты сбил собачку!».
Девочки, а вы не думали, что так же может быть и с виктимностосью? Когда нам (сейчас я говорю о человечестве в целом) надоест играть роль толерантных, понимающих и всегда подающих руку, мы набросимся на обиженных. А ведь может такое быть. Какой отсюда выход? Давайте уже как-то смоем грим. На нас же не нападают, правда? Никто не хочет тебя обидеть. Более того, никто даже не думает о тебе больше 20 секунд. Снимай доспехи, ты сильная. Ты такая же, как все.
